Сегодняшняя российская промышленность представляет собой «царство вчерашнего дня». В стране многое изменилось за последние 15 лет: общественный строй, образ жизни, отношения между родителями и детьми. Но попав на завод, вы обнаружите, что время застыло на месте. Те же лица (только постаревшие), те же привычки и правила, тот же способ построения карьеры, что и в советские годы. В предыдущие столетия функцию «заповедника», сохраняющего стереотипы поведения прошлых эпох, выполняла деревня. Там люди жили и рассуждали по-старинному. Сейчас российское нечерноземное село как таковое практически обезлюдело (дачники не в счет), а консервативную функцию взяли на себя заводы и фабрики.
Молодые люди интуитивно эти чувствуют, и подсознательно избегают связывать свою карьеру с промышленностью. Их не устраивает патриархальный стиль руководства, зависимость от начальства, «старорежимный» моральный климат в коллективе, необходимость постоянно демонстрировать свою лояльность. Одним словом, они хотят работать в сегодняшнем, а не во вчерашнем дне. Поэтому средний возраст рабочих в Российской Федерации составляет 53-54 года, с тенденцией к дальнейшему старению.
Повторяется ситуация с усыханием сельского хозяйства в СССР. В 1970-1980-е годы, в условиях недостатка рабочей силы в колхозах, государство пыталось сделать сельскую жизнь привлекательной для молодежи. Ничего из этой затеи не вышло, почти все сбежали в города. Оно и понятно – никакими деньгами и социальными льготами не заменишь преимущества города по сравнению с «идиотизмом деревенской жизни» (эту оскорбительную фразу сказал Карл Маркс). А сейчас промышленность частная, и государство ничем не может помочь заводам заманить к себе перспективный персонал. Не ждет ли нашу индустрию судьба колхозов?
К этим бедам добавляются демографические. Сейчас в трудоспособный возраст начинают вступать те, кто родился в начале 1990-х годов. Как вы помните, при тогдашней разрухе и неясных перспективах на будущее, мало кто решался заводить детей. Поэтому сейчас в Ярославской области школу заканчивают примерно вдвое меньше молодых людей, чем в 1990-е. Их число даже меньше, чем количество мест в университетах и прочих ВУЗах. Следовательно, все они пойдут получать высшее образование, и в дальнейшем будут искать себе работу в офисе, но никак не в цеху. Далеко не факт, что они эту работу найдут. Но в любом случае, подавляющее большинство из тех, кому не удастся занять должность менеджера или какую-либо подобную из «джентельменского набора» современной молодежи, скорее согласится на работу в сфере обслуживания, чем на получение рабочей специальности. У городских подростков профессия заводского рабочего престижна и популярна не более, чем колхозные профессии среди деревенской молодежи в 1970-80- е годы.
Значит ли это, что «всеобщее» высшее образование погубит отечественную промышленность? Ведь в развитых западных странах большинство белых выпускников школ тоже идет учиться в университеты. Как там обстоят дела с промышленным производством? Его переводят в страны третьего мира, туда, где зарплата ниже, а престиж рабочей профессии – выше. Западные страны сосредоточиваются на финансах, инвестиционной и банковской деятельности, науке и образовании, и тому подобных сферах деятельности. Индустриальные районы американских и европейских городов преображаются в парки, зато растут вверх небоскребы офисных зданий. Случайно оказавшись в деловом районе во время обеденного перерыва или в конце рабочего дня, вы будете поражены бесконечной толпой в деловых костюмах (летний вариант – без пиджака, но с галстуком).
Но для того, чтобы десятки миллионов западных людей работали в офисах, требуется, чтобы сотни миллионов человек в Китае, Индии, Бразилии и многих других странах работали на фабриках, фермах, нефтепромыслах и шахтах. Сможет ли Россия повторить путь Западной Европы и США? Сумеют ли российские компании «повернуть на себя» информационные и финансовые потоки всего мира, чтобы загрузить офисной работой нашу молодежь? Маловероятно. Пока мы наблюдаем обратный процесс – скупку отечественного бизнеса иностранцами, с последующим переводом интеллектуальных функций в штаб-квартиру, куда-нибудь в Лондон или Франкфурт.
Значит, чтобы не остаться на обочине мирового развития, придется развивать промышленность, как это делает Китай (а до него – Япония и Южная Корея). Для того, чтобы в той или иной стране был современный индустриальный сектор, доля рабочих в общей численности занятого населения должна составлять, по мнению специалистов, примерно 40%. Причем преимущественно квалифицированных рабочих. Сейчас в России только 5% рабочих имеют высокую квалификацию по сравнению с 40% в большинстве развитых стран (опять магические 40%). Если положение не изменится, то при таких кадрах отечественная продукция скоро станет абсолютно неконкурентоспособна даже на внутреннем рынке (о внешнем уже и речи нет).
Как быть? Предположим, государство восстановит систему среднего профессионально-технического образования. Но кто пойдет туда учиться? Вы пошлете своих детей в ПТУ?
По мере присоединения российской экономики к мировому рынку станет очевидно, что выпускники наших многочисленных университетов не нужны в большом количестве, а промышленные рабочие нужны, но их нет. Названия специальностей «фрезеровщик», «заточник», «сверловщик», «токарь» будут звучать столь же экзотически, как «полевод», «скотник», «доярка», «комбайнер». У вас нет знакомого комбайнера? А фрезеровщика?
Статья опубликована в журнале «Темы и лица»