Меню Закрыть

На кого ты нас покинул, великий и могучий?

Россия, как известно, страна логоцентричная, текст – основа нашего мировосприятия. На это есть две причины.

Во-первых, природно-климатические условия: долгая зима в усадьбах и деревнях, изолированных друг от друга большими расстояниями и плохими дорогами, неизбежно ставила сочинение и чтение текстов в центр нашего образа жизни. Другие способы приобщения к культуре (театр, клубы, путешествия, участие в массовых мероприятиях, и т.п.) в прошлые века были для абсолютного большинства русских малодоступны.

Во-вторых, богатство русского языка. Эта языковая изощренность обусловлена особенностями русской «технологии» интеграции и ассимиляции национальных меньшинств. Захватив огромную территорию вместе с населявшими ее народами, русские «переваривали» их не поодиночке (как американцы), а «крупными кусками», целыми этносами, что приводило к обогащению русского языка обширными пластами иноязычной лексики. Не переставая общаться между собой на своем родном языке, «инородцы» постепенно осваивали русский и использовали его поначалу лишь в межнациональном общении. Длительное сосуществование разных языков на одной территории позволяло русскому языку втягивать в себя все яркое, образное, фонетически и стилистически удобное, что есть в культуре народов империи. Наличие у народа такого роскошного языка, как русский, само по себе гарантирует популярность прозы, поэзии и эпистолярного жанра. Поэтому с XIX века, с началом распространения грамотности в широких слоях, русская литература сразу же вышла на мировой уровень. Свойственное русским уважение к тексту и умение с ним работать обеспечило успешное развития образования и науки в СССР, освоение сложных по тому времени индустриальных технологий.

XXI столетие сводит данное преимущество на нет. Вот уже несколько десятилетий мир наблюдает постепенную девальвацию печатного слова. Внешне это проявляется в сокращении времени, потраченного на чтение, по сравнению с временем, проведенным у компьютера или у телевизора. Старшие поколения уверенно говорят об интеллектуальной деградации своих народов, подтверждая слова статистикой, неопровержимо свидетельствующей о том, что в развитых странах каждое последующее поколение читает меньше, чем предыдущее.

Вероятно, все предыдущие информационные революции сопровождались подобными причитаниями. Освоение письменности обесценило устный способ передачи знаний и погубило влиятельную социальную прослойку стариков-рассказчиков. Книгопечатание удешевило книги и порушило привычную интеллектуальную иерархию, сделав знание доступным для тех, кто не только не посещал университетские лекции, но даже не выезжал из своего города или деревни. В конечном счете, подъем русской литературы в XIX веке и латиноамериканской литературы в XX – следствие начатой Иоганном Гутенбергом информационной революции, позволившей периферийным вчера еще народам совершить гигантский прорыв к цивилизации.

Нынешний отказ от текста как основного инструмента трансляции культуры переживается особенно болезненно. Ведь в данной сфере человечеству есть что терять. Однако сохранять печатное слово в его традиционной роли тоже невозможно. За долгие века (в некоторых странах – тысячелетия) письменной культуры накопилось такое количество важных текстов, что их прочтение каждым человеком, претендующим на статус образованного, просто физически невозможно. Новые поколения добавляют в копилку очередные нетленные творения, и коллективный мозг каждой нации вынужден постоянно проводить инвентаризацию накопленных интеллектуальных богатств, выбрасывая из списка обязательного чтения то, без чего еще как-то можно обойтись. В результате образование становится все более фрагментарным, поверхностным; все меньшая часть культуры усваивается людьми. По-видимому, текст так же исчерпал свои «технологические» возможности, как когда-то устный рассказ. Как ехидно заметил Умберто Эко, «какая разница, по сути, между «Нью-Йорк Таймс» (по 500 страниц в каждом номере) и брежневской «Правдой», то есть между газетой, которую невозможно прочитать, и газетой, в которой нечего читать?»

Младшие поколения интуитивно это чувствуют, и осваивают новую технологию трансляции культуры – визуальную. Она несовершенна, она менее устойчива к содержательной пустоте, она отвлекает время и силы от освоения «настоящей культуры», заключенной в книжных томах и журнальных статьях. Впрочем, в Средние века первые типографии тоже зарабатывали на изготовлении не столько книг, сколько игральных карт. У визуальных технологий есть решающее преимущество – они позволяют спрессовать информацию в образ, в картинку, в клип, в видеоролик. Информационная и эмоциональная насыщенность визуальных образов неизмеримо выше, чем у традиционных носителей. Полтора часа просмотра «Андрея Рублева» Тарковского дают более точное понимание русской истории, чем чтение нескольких десятков монографий.

Новая информационная революция, в частности, отказ от текста как основного способа трансляции культуры, обесценивает одно из исторических преимуществ России и русского образа жизни. Что делать? То же, что и всегда делали наши соотечественники, столкнувшись с очередным историческим вызовом, — осваивать новые умения и навыки. А для начала перестать ругать детей за то, что они смотрят комиксы, дурацкие (по текстовому содержанию) видеоклипы и играют на компьютере вместо того, чтобы читать наши любимые книжки, написанные в позапрошлую эпоху.

Статья опубликована в журнале «Элитный квартал»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.