Сначала необходимо объяснить читателям некоторые отличия бизнес-образования от прочих видов обучения в высшей школе. Учеба на традиционных экономических факультетах по специальности «менеджмент», хотя и заканчивается выдачей диплома, еще не является полноценным бизнес-образованием. Дело в том, что бизнес-образование во всем мире принято сравнивать по американским меркам, так как именно в США этот вид обучения приобрел классическую форму. Наше 5-летнее высшее образование после 11-летней школы не соответствует формальным западным критериям. Там, после 12-летней школы, абитуриент поступает в университет на 4-летнее обучение, и получает степень бакалавра.
Только бакалавр, уже взрослый, зрелый человек, может принять решение поступить в школу бизнеса и получить степень MBA – «магистр делового администрирования». Причем поступают в бизнес-школу не свежеиспеченные бакалавры, а выпускники, как правило, уже отработавшие несколько лет после университета. Считается, что из них, имеющих не только образование, но и определенный производственный и жизненный опыт, можно подготовить (обычно, за два года) будущего бизнесмена или топ-менеджера. Сравните с нынешним российским выпускником-менеджером, который со школьной скамьи в 17 лет попадает в ВУЗ, а в 22 года, не нюхав реальной жизни, получает диплом менеджера, то есть руководителя и организатора. Почувствуйте разницу!
Впрочем, ближайшие годы принесут определенные перемены. Недавно Россия подписала и ратифицировала так называемый «болонский протокол». Это значит, что наша система высшего образования (кроме инженерных и некоторых других специальностей) тоже перейдет на двухуровневую систему подготовки: бакалавры (4 года обучения) и магистры (еще 2 года). Степень бакалавра также будет считаться высшим образованием, но по целому ряду специальностей (включая менеджмент) учить будут только в магистратуре. Следовательно, учиться менеджменту сможет не только тот, кто поступил на экономический факультет, но любой бакалавр (историк или математик) независимо от полученной специальности.
Однако опыт подсказывает мне, что, в отличие от западных университетов, российские ВУЗы будут зачислять в магистратуру всех подряд выпускников-бакалавров «своего» факультета, ни требуя от них ни практического опыта, ни каких-либо особых качеств. Реформа сведется к тому, что менеджеров будут учить не 5, а 6 лет, с соответствующим увеличением учебной нагрузки преподавателей.
Есть универсальное и совершенно справедливое объяснение любым странностям на свете: «Так сложилось исторически». Оно в полной мере относится и к существующей в мире системе подготовки бизнесменов и топ-менеджеров. Нам, родившимся в СССР, где не было никакого специального управленческого образование (кроме Института управления имени С.Орджоникидзе и Академии Генштаба), кажется, что на Западе функционирует безошибочный, как часы, конвейер по изготовлению будущих Биллов Гейтсов и Джорджей Соросов. Это правда, но это не вся правда. Конвейер действительно работает, ежегодно втягивая в себя десятки тысяч человек и миллиарды долларов. Но вот безошибочность его работы вызывает на том же Западе большие вопросы.
Так сложилось исторически, что первые бизнес-школы появились при университетах: Гарвардском, Стэнфордском и т.д. Поэтому наиболее богатые и авторитетные университеты считают своим долгом создать при себе бизнес-школу и вывести ее в топ-лист. Университетам это нужно для того, чтобы бренд собственной бизнес-школы подкреплял известность ВУЗа и привлекал не только студентов, но и спонсоров. Дело в том, что пожертвования в фонд ВУЗа со стороны бывших студентов – важный источник дохода западных университетов. Вот каждый университет и старается создавать те факультеты, выпускники которых с большей вероятностью станут богатыми.
Поскольку бизнес-школы изначально заточены на обучение будущих миллиардеров, то университеты рассматривают свои бизнес-школы как курицу, которая станет нести золотые яйца. Плюс к тому, плата за обучение в школе бизнеса, измеряемая десятками (в ряде школ – сотнями) тысяч долларов в год, в разы превышает плату для других факультетов. В результате школы бизнеса чаще всего располагаются в университетских кампусах, «варятся» в академической среде, где преподаватели бизнес-дисциплин чаще общаются с профессорами, чем с промышленными и финансовыми магнатами. Бизнес-образование там дают более-менее фундаментальное, но не столь практичное, как того хотелось бы самим студентам.
Другая, еще более серьезная проблема, связана с «менеджерским» уклоном в бизнес-образовании. Вообще-то предприниматель (бизнесмен) и менеджер – это разные профессии, требующие разных качеств. Им нужен примерно одинаковый набор знаний и умений, но применять эти знания и умения они будут по-разному. Предприниматель – своего рода пассионарий, которого неуемная энергия толкает на поиск новых возможностей и создание новых бизнесов. Предпринимателям свойственен некоторый авантюризм, стремление работать в тех сферах, где велик элемент неопределенности; они эгоисты и, как правило, тяжелые в повседневном общении люди.
Менеджер должен отличаться прямо противоположными качествами: системностью в работе, стремлением к минимизации рисков и снижению затрат, умением поддерживать ровные отношения с большим количеством людей. Поэтому методы обучения, которые хороши для подготовки менеджеров, не вполне годятся для воспитания предпринимателей. Будущий бизнесмен, пропущенный через мясорубку элитной бизнес-школы, уже на столь рвется к «своему» делу, а считает для себя вполне приемлемой карьеру высокооплачиваемого топ-менеджера.
На заре своего существования мировые школы бизнеса готовили в первую очередь предпринимателей. Со временем ситуация изменилась. Ведь главными потребителями «продукции» бизнес-школ стали крупные корпорации, а им предприниматели не нужны, у них уже есть легендарные отцы-основатели и налаженный бизнес. Им требуются грамотные технократы, специалисты по развитию того, что уже создано до них. Поскольку «заказчик всегда прав», школы бизнеса переориентировали свои учебные программы под менеджерский профиль в ущерб профилю предпринимательскому. Исторически сложилось так, что бизнес-школы превратились в «фабрики топ-менеджеров», а кузницей кадров для создания новых бизнесов теперь преимущественно является малое предпринимательство. (Например, тот же Билл Гейтс вообще не удосужился получить высшее образование).
Данная проблема широко обсуждается в мировой академической среде, но решения пока не просматривается. Все упирается в деньги. Студенты бизнес-школ готовы платить по 70-80 тысяч долларов в год, потому что знают, — с дипломом приличной школы бизнеса их охотно возьмут на работу с оплатой не меньшей, чем те же 70-80 тысяч (тоже в год). Они с самого начала ориентированы на карьеру наемного менеджера. Если же студент идет в школу бизнеса для того, чтобы потом начать свое дело, то у него просто нет на это лишних денег. Ведь он не собирается потом получать гарантированное жалованье в корпорации, он собирается рисковать в бизнесе. Если же у предпринимателя есть свободные 150-200 тысяч долларов (сумма, достаточная для полного срока в хорошей бизнес-школе), то он скорее потратит ее на развитие своего дела, а не на такую отвлеченную вещь, как образование.
Для России массовая подготовка предпринимателей особенно важна, так как в ближайшие годы нам предстоит создать огромное количество новых предприятий. Поэтому молодые российские бизнес-школы в большей мере, чем западные, уделяют внимание предпринимательским аспектам обучения. Так, одна из ведущих школ (и самая богатая) – Московская Школа Управления («Сколково») позиционирует себя как бизнес-школа, ориентированная в первую очередь на подготовку предпринимателей (с задачей довести долю выпускников, создавших собственный бизнес, до 30% — мировой рекорд), и намерена с этой концепцией прорваться в мировую элиту. Главная причина любви российских бизнес-школ к предпринимателям, — то, что в современной России доходы бизнесменов неизмеримо выше зарплат топ-менеджеров. А кто платит, тот и заказывает музыку.
Вообще-то существующие в мире бизнес-школы с большой натяжкой можно отнести к учреждениям высшего образования. Во-первых, большинство их студентов, получающих степень MBA, уже имеют не только бакалаврскую, но и магистерскую степень (полученную по другим специальностям). Так что по уровню квалификации студентов школы бизнеса ближе к нашей аспирантуре, чем к ВУЗу.
Во-вторых, собственно студенты (то есть те, кто пришел за степенью MBA), составляют меньшинство учащихся. Основной контингент приходиться на так называемые executive education – средне- и краткосрочные программы повышения квалификации для персонала тех или иных корпораций. Эти люди, как правило, старше тридцати (а иногда и старше пятидесяти), они прибывают на учебу большими командами под руководством начальников. Поскольку обучение оплачивает фирма-заказчик, то учащиеся не так уж сильно заинтересованы в результате. Обстановка в целом напоминает советские институты повышения квалификации, с поправкой на западную трудовую мораль, относительную трезвость и взаимную подозрительность. Подобные корпоративные заказчики являются главными кормильцами бизнес-школ. В наиболее известных школах бизнеса на одного постоянного студента (MBA) приходиться 5-10 (иногда до 50, как в знаменитой школе IMD) слушателей курсов executive education. В российских бизнес-школах – аналогичная ситуация.
Кроме перечисленных выше, в лучших школах есть еще одна, немногочисленная и самая «элитная» часть контингента. Это студенты executive MBA (сокращенно – EMBA), то есть действующие топ-менеджеры корпораций, которые решили получить бизнес-образование с минимальным отрывом от работы. Их учеба напоминает привычное нам заочное обучение с регулярными установочными сессиями, играми и тренингами. В рамках школы бизнеса программы executive MBA выглядят примерно так же, как салон первого класса по сравнению с салоном эконом-класса в самолете. С каждым таким студентом возятся, как с писаной торбой, профессора постоянно общаются с ним по e-mail, шлют задания, корректируют их выполнение. Очные занятия ближе к индивидуальному консультированию, чем к групповому обучению. Оплата, соответственно, немыслимо высока.
В-третьих, технология обучения в бизнес-школах сильно отличается от привычной нам системы лекций и семинаров. Там используются четыре типа учебных занятий. Первый – «кейз-стади» (case-study) – подробное изучение и обсуждение конкретных управленческих ситуаций и образцов принятия решений. Разработка cast-study (как правило, на основе практического опыта той или иной компании) является одной из главных и, пожалуй, самой трудоемкой из обязанностей западных профессоров. В российских бизнес-школах освоение этого метода обучения идет довольно быстро, и через несколько лет, по-видимому, разбор кейзов станет привычной процедурой.
Второй тип – имитационные игры. Здесь студенты на моделях (чаще всего компьютерных) осваивают конкретные управленческие функции. Это что-то вроде тренажера для начинающих водителей. Группа студентов занимает руководящие посты в виртуальной корпорации и начинает «рулить». Если коммерческий директор, например, слишком завысит цены на продукцию, то компьютер покажет падение объемов сбыта и затоваривание. Команде студентов придется менять какие-то параметры в работе каждого, чтобы исправить ситуацию. Так, директор по персоналу будет вынужден провести сокращение штатов, финансовый директор – искать источники пополнения оборотных средств взамен омертвленных на складе, и так далее. Имитационные игровые модели – очень дорогой учебный инструмент, бизнес-школы долго их разрабатывают, и продают друг другу весьма недешево. Для большинства отечественных школ бизнеса они пока малодоступны.
Третий тип учебных занятий – проектный. Студенты (в одиночку или небольшими командами) разрабатывают собственный бизнес-проект. Успешным считается тот проект, под который удалось привлечь реальное (банковское или венчурное) финансирование, и либо продать его, либо развивать его дальше усилиями самого автора. Проектный подход давно и успешно применяется в лучших отечественных технических ВУЗах, в частности, в Физтехе и в МВТУ имени Баумана. Но там разрабатывают и реально внедряют технические проекты, а в бизнес-школах – предпринимательские.
Впрочем, МВТУ (сейчас этот ВУЗ называется МГТУ) организовал бизнес-школу, и надеется использовать свои навыки проектной работы в новой сфере – бизнес-образовании. В Тольяттинской Академии Управления все студенты специальности «менеджмент» также должны разработать и «защитить» какой-либо бизнес-проект, правда, реализовать его на практике удается далеко не всем. Я сам видел, что почти все обслуживающие и вспомогательные функции в этом ВУЗе выполняют бывшие «студенческие» предприятия, созданные когда-то в рамках дипломных бизнес-проектов.
В целом «проектные» технологии в российском бизнес-образовании имеют неплохие перспективы в лучших университетах. Но как массовое явление они вряд ли получат широкое распространение, так как требуют развитой системы квалифицированного сопровождения бизнес-проекта, а наши преподаватели пока весьма далеки от практики.
Четвертый тип – лекционные занятия. Разумеется, это не привычная нам диктовка под запись, а беседа с известным предпринимателем или менеджером, или же авторская лекция известного ученого. Чем богаче бизнес-школа, тем больше знаменитостей можно увидеть в учебном расписании. Здесь важно не столько получение информации, сколько личное общение, возможность почувствовать нюансы поведения представителей бизнес-элиты. Кроме того, студенты очень ценят сам факт знакомства с такими людьми. Школы бизнеса считают своим долгом обеспечить своих выпускников определенным объемом полезных контактов, это как бы входит в цену обучения.
Казалось бы, российские школы бизнеса могут компенсировать свое отставание в сложных технологиях обучения за счет использования неисчерпаемого ресурса личного опыта наших предпринимателей и менеджеров. Однако акулы отечественного бизнеса отнюдь не спешат поделиться своими знаниями и умениями со студентами. Такая скрытность во многом объясняется не вполне законными методами, с помощью которых был создан тот или иной бизнес. Понятно, что у бизнесменов нет желания посвящать кого-либо в историю первоначального накопления их собственного капитала. Кроме того, если на Западе преподавание в бизнес-школе расценивается общественным мнением как элемент социальной ответственности бизнеса, то в России население смотрит на бизнес-образование как на нечто чуждое и потенциально враждебное. Когда наш предприниматель надумает потратить время на что-нибудь общественно полезное, он скорее поедет с подарками в больницу или в детский дом, чем пойдет читать лекцию в школу бизнеса.
Конечно, преподавателя-практика можно заманить в учебную аудиторию большими деньгами. В западных университетах даже богатые люди не стесняются брать очень приличные гонорары за свои лекции. Но у отечественных бизнес-школ, как правило, пока нет таких денег, которые заинтересовали бы наших же предпринимателей и топ-менеджеров. Как быть? Выкручиваются по-разному. Например, Московская Школа Управления («Сколково») привлекла крупнейших российских бизнесменов в качестве учредителей, и на этом основании обложила их «преподавательской повинностью». В частности, председатель совета директоров крупнейшей инвестиционной компании «Тройка-Диалог» Рубен Варданян сам проводит семинары для профессоров бизнес-школы (как участник такого семинара могу подтвердить, – без бизнесменов-преподавателей школа бизнеса работать не может).
В разных школах бизнеса сложилось различное соотношение перечисленных выше учебных технологий. Case-study занимает 35% учебного времени в Wharton Business School (по версии Financial Times, эта школа в 2006 году находилась на 1-м месте в мировом рейтинге бизнес-школ), 50% учебного времени в Stanford Graduate School of Business (3 место рейтинга), 40% в Колумбийском университете (4 место рейтинга) и даже 80% в Ivey School (31 место рейтинга). Имитационные игры – от 5% учебного времени в Wharton, Стэнфорде и Kellogg School (17 место рейтинга); 10% времени в Ivey School и INSEAD (8 место рейтинга), и 20% в Колумбийском университете. Проектная работа охватывает от 10% времени студентов (в Ivey School), 20% в Wharton и INSEAD, 30-35% в Kellogg и IMD (14 место в рейтинге). Лекции – от 10-15% в Стэнфорде и IMD до 30% учебного времени в Wharton, Kellogg и INSEAD; в Колумбийском университете – 40%.
Большинство отечественных школ бизнеса пока не могут похвастаться таким разнообразием и качеством учебных технологий. Это отставание они пытаются компенсировать низкой стоимостью обучения, мол, по товару и цена. В результате ценовой конкуренции наш соотечественник, желающий учиться на родине, может получить диплом MBA за 10-15 тысяч долларов, что, по мировым меркам, представляет собой явный демпинг. Это в случае реального обучения в нормальной по российским меркам школе бизнеса. Если же речь идет о фактической покупке диплома MBA (под видом экстерната или еще какой-либо экзотической формы обучения, не предполагающей полноценную учебную нагрузку), то можно обойтись гораздо меньшей суммой.
Кстати, о покупке дипломов MBA. Мирового черного рынка таких дипломов просто не существует. Слишком узок круг входящих в мировой рейтинг бизнес-школ, и слишком хорошо их ученики знают друг друга, чтобы можно было выйти на рынок труда с поддельным дипломом. Что же касается «покупки» облегченных процедур бизнес-образования, когда за деньги студенту прощают пропуски занятий и низкую успеваемость, то такая практика тоже не получила распространения. Во-первых, школы бизнеса слишком дорожат своей репутацией, во-вторых, конкурентная среда внутри школы способствует тому, что любые факты неравных условий для студентов немедленно предаются огласке. Во всяком случае, в 1990-х годах полномочные представители нескольких российских олигархов долго обивали пороги лучших бизнес-школ мира, пытаясь договориться о продаже дипломов или хотя бы об особых условиях обучения для своих хозяев. Уехали не солоно хлебавши, а в мировой академической среде до сих пор ходят байки на эту тему (с конкретными именами и фамилиями).
Такое положение дел, естественно, не способствует повышению авторитета российского бизнес-образования. Поскольку наличие бизнес-школ мирового уровня стало вопросом государственного престижа, то наше государство решило вмешаться. Причем вмешательство это было предпринято в нетрадиционной для России рыночной форме. Под патронажем Кремля были организованы две новые школы бизнеса, перед которыми поставили амбициозную задачу войти в мировые рейтинги. Одна из них (Московская Школа Управления «Сколково», в ее попечительский совет вошел вице-премьер Дмитрий Медведев, а деканом стал советник министра образования Андрей Волков) создана на деньги крупного бизнеса, вторая (при Санкт-Петербургском университете, проект курирует вице-премьер Сергей Иванов) — государственная. Предполагается, что конкуренция двух богатых и влиятельных школ поднимет планку требований к качеству бизнес-образования и вынудит остальные отечественные бизнес-школы или закрыться, или поднять свою работу на уровень мировых стандартов.
Однако главная проблема российского бизнес-образования заключается не в деньгах и даже не в преподавателях, а в студентах. Бизнес-образование отличается от среднего и традиционного высшего образования в первую очередь тем, что здесь не преподаватель учит студентов, а студенты с помощью преподавателя учат друг друга. Самый умный и опытный профессор не сможет организовать разбор управленческой ситуации, если студенты не понимают, о чем идет речь, или не хотят проявлять активность. Что же касается имитационных игр или проектной работы, то здесь успех на 70-80% зависит от уровня знаний и мотивации студентов. Поскольку учебная работа носит, как правило, групповой характер, то студенты, по ходу дела обмениваясь информацией, мнениями и оценками, глядя на действия друг друга, постепенно осваивают приемы и методы эффективного менеджмента. Преподаватель нужен для того, что организовать такую групповую работу, или для того, чтобы дать совет и скорректировать действия группы, если она зайдет в тупик. Чем выше квалификация студента, тем большему от него научится группа.
Успех той или иной бизнес-школы закладывается на стадии формирования учебных групп. Один-единственный неуч или лентяй, попав в группу, существенно снижает эффективность учебы всех остальных. Если же половина членов группы пусть даже и не бездари, но вчерашние школьники, ничего не знающие о реальном мире, то эффективное обучение вообще становится невозможным. В этом случае лучшие студенты будут за свои же деньги учить уму-разуму худших. Возможность привлечения достойных студентов является главным ограничителем развития бизнес-образования. Бизнес-школы открываются там и тогда, где и когда можно набрать подходящих по уровню студентов.
Почему элитные бизнес-школы не увеличивают прием студентов? Ведь платежеспособный спрос в десятки раз превышает предложение. Тем не менее, самые большие из известных мне бизнес-школ, Wharton и HBS, набирают всего по 800-900 студентов MBA год. Стэнфорд – всего 377, а IMD – страшно сказать, всего 90 человек! Всемирно известный бренд, и только 90 человек приема в год. Именно потому, что они отбирают лучших студентов, чтобы из этих лучших студентов сделать лучших топ-менеджеров. Середнячки им не нужны.
Бизнес-образование не бывает местным или провинциальным, оно всегда глобально. Или ваша бизнес-школа занимает какое-то (пусть даже далеко не первое) место в мировом или национальном рейтинге, или она не является настоящей бизнес-школой. Соответственно, бизнес-школы в средних по величине русских городах не имеют перспектив. Как можно научить бизнесу вчерашних врачей, инженеров и военных (а именно они составляют основной контингент студентов провинциальных школ бизнеса), собранных в группы по 5-6 человек (такой размер наиболее типичен)? Какими знаниями, умениями и навыками они смогут поделиться друг с другом? Те, кто хочет получить настоящее бизнес-образование, поступят так же, как и их коллеги по всему миру, — поедут в рейтинговые столичные или зарубежные бизнес-школы.
В этом плане бизнес-школы похожи на биржи. И те, и другие изначально существуют в мировом рынке. Поэтому местных бирж быть не должно. Но на начальных этапах развития рынка возникает временная ситуация, когда локальные бизнес-школы и локальные биржи возможны. По мере развития рынка и те, и другие обречены на закрытие. Провинциальные биржа в России исчезли лет 10 назад. Провинциальные школы бизнеса ждет та же участь. Они будут перепрофилированы в краткосрочные курсы повышения квалификации для чиновников и менеджеров среднего и низшего звена, станут проводит бизнес-семинары, тренинги и прочие полезные мероприятия.
Статья опубликована в журнале «Элитный квартал»