Всегда ли существовали богатые и бедные? Похоже, что всегда. Согласно Евангелию, Иисус как-то сказал (по другому поводу): «Нищих всегда при себе имеете…», то есть нищета – вечный спутник человечества. Люди унаследовали неравенство от своих четвероногих предков. В стаях животных всегда есть дискриминируемые особи, которым достаются только объедки. Значит, в имущественном неравенстве есть смысл, раз естественный отбор его свято сохраняет. Именно стремление к богатству и социальному статусу двигает прогрессом, заставляет людей учиться, работать, побеждать и инвестировать.
Однако во многих других вопросах люди научились игнорировать требования естественного отбора. Например, мы содержим безнадежно больных и инвалидов. А ведь убийство слабых или просто членов, не нужных стае, – тоже закон природы, который до недавнего времени соблюдался и людьми. Древними греками, бросавшими на погибель ненужных новорожденных, или китайцами каких-то 70–80 лет назад. Всего одно поколение тому назад численность мужчин на планете превышала численность женщин. А такое возможно только в одном случае – когда численность девочек искусственно ограничивают (попросту говоря, даже в ХХ веке в Китае и ряде других стран часть новорожденных девочек убивали за ненадобностью, как в средневековой Скандинавии). Теперь этот кошмар уже в прошлом, как и многие другие, естественные для наших предков вещи (например, людоедство).
Попытки отменить богатство и бедность, то есть обеспечить социальное равенство, тоже неоднократно предпринимались. Самый известный опыт – 70 лет советской власти и плановой экономики в СССР. Ничего не вышло, как и во всех других случаях во все времена и на всех континентах. Выяснилось, что обеспечить примерное равенство можно, но в этом случае нельзя заставить людей работать. Получается, что богатые и бедные – это навсегда?
Скорее всего, нет. Обычно уровень имущественного неравенства измеряют с помощью «децильного коэффициента». Этот коэффициент показывает, во сколько раз доходы 10 % самых богатых жителей страны больше, чем доход 10 % самых бедных. Так вот, есть сравнить децильный коэффициент в разных странах, то обнаружится, что чем цивилизованнее страна, тем, как правило, меньше в ней имущественное неравенство. Обеспеченный и образованный человек хорошо работает не из-за страха голодной смерти и не по причине зависти к богатому соседу, а ради самореализации. Например, в скандинавских странах, признанном эталоне богатых и достойных во всех отношениях обществ, децильный коэффициент составляет 3–4 единицы. В Германии, Австрии и Франции этот коэффициент варьируется от 5 до 7, в США он равен 15, в Бразилии доходит до 39.
В России сейчас – около 15, совсем недавно (в 2008 году) было 16,8. То, что в США и в России одинаковые значения децильного коэффициента, не означает равного уровня экономического и социального развития. Просто в США есть многочисленные этнические и расовые группы, слабо вовлеченные в трудовую деятельность (грубо говоря, не работают и сидят на пособии) и потому очень бедные. (В частности, в США средняя белая семья владеет имуществом в 20 раз большим, чем средняя негритянская, и в 18 раз больше, чем средняя латиноамериканская). Именно бедность негров и «латинос» дает Штатам такое убийственное значение децильного коэффициента. По мере того как жернова американского образа жизни перемелют выходцев из Африки и Мексики в однородную массу служащих и ипотечных заемщиков, разрыв между богатыми и бедными начнет сокращаться. Да и в других странах неизбежный ход цивилизации станет постепенно ослаблять имущественное неравенство. Значит, впереди долгожданный «золотой век» человечества, без конфликтов и нервотрепок?
Вовсе не значит. Вечная война между богатыми и бедными – не единственный и даже не главный конфликт в истории. Вплоть до середины XIX столетия имущественные споры вообще не играли важной роли. Тогда шла ожесточенная борьба не за имущество, а за права – за избирательное право, за равенство в налогообложении, за независимый суд, за гражданские свободы, за равенство прав для аристократии и простолюдинов. Именно эти, во многим бескорыстные, вещи были целью Голландской, Английской, Американской и Великой Французской революций. Крестьянские бунты в России тоже поднимали не ради грабежа барского добра, а против крепостного права.
Затем в Европу пришла всеобщая грамотность, распространился марксизм, и нравы заметно упростились. Конфликтовали уже не из-за отвлеченных принципов равенства, а для отъема собственности у буржуазии. Классовая борьба за чужое имущество сильно ожесточила публику. Революции и войны, по сравнению с предыдущей идеалистической эпохой, стали страшнее и безнадежнее. Однако жуткий ХХ век с его классовой резней кончился, что дальше? Мир и спокойствие?
Как бы не так! С конца ХХ столетия накатывается новая волна конфликтов, еще хуже прежних – национально-религиозных. Насколько борьба пролетариата с буржуазией была примитивнее и разрушительнее по сравнению с предыдущими «идеалистическими» революциями (буржуазными революциями за гражданские права), настолько же национально-религиозные конфликты бессмысленнее и страшнее пролетарских революций.
Как и в классовой борьбе, в этнических конфликтах не бывает победителей. Можно ли считать победителями в советской коллективизации тех бедняков, кто разграбил имущество зажиточных крестьян и выслал их в Сибирь на погибель? Конечно, нет, ведь все они превратились в бесправных и нищих колхозников. Можно ли считать победителями алжирских арабов, которые в ходе освободительной войны 1960‑х годов победили французскую армию, выгнали из Алжира миллион французов, а затем сами переехали во Францию подметать улицы и жить на пособие?
Судя по всему, наступивший век не сулит уюта. Посмотрим, что на эту тему будут говорить на Мировом Политическом Форуме (7-8 сентября 2011, Ярославль).
Статья опубликована в журнале «Элитный квартал»